Сдается мне, что на чтение Геймана для меня лежит какое-то проклятие. "Американские Боги" вновь отложены на неопределенный срок, потому что
мне нам с Хеном вдруг стукнуло в голову перечитать "Любовь" Анджелы Картер. На редкость шизофреничная вещь, которую мне хватило прочитать один раз и потом до-о-олго-долго ставить напрочь снесенную крышу на место. Никогда не думал, что добровольно сяду ее перечитывать. Да еще вдумчиво, неторопливо, разве что не с карандашиком в руках, чтоб пометки делать. Но, черт побери, это действительно сильно - держать состояние нормальности и при этом полного сумасшествия. Главное не пытаться думать, как персонажи. Главное не принимать их слова и мысли близко-близко, потому что они уже прожженные психи, а мы еще нормальные
...было у нее это свойство — менять внешний облик реального мира; такую цену платят те, кто смотрит на него слишком уж субъективно... Потому фотографии эти стали картами в ее личной колоде таро и означали любовь(с)«Она же мучилась ночными кошмарами, пересказывать которые ему было слишком жутко еще и оттого, что главным действующим лицом в них часто выступал он сам — во множестве отвратительных ночных обличий. Иногда и днем она замирала перед каким-нибудь знакомым предметом, поскольку тот, казалось, только что стал самим собой, лишь за миг до того изображая по собственной прихоти нечто диковинное: было у нее это свойство — менять внешний облик реального мира; такую цену платят те, кто смотрит на него слишком уж субъективно. Все, что постигала Аннабель своими чувствами, воспринималось лишь как объекты для экспрессионистской интерпретации, и в повседневных вещах она видела мир жутких мифических форм, в существовании которых была убеждена, но никогда ни с кем о них не заговаривала; да и вообще не подозревала, что будничная, чувственная людская практика может формировать реальный мир. Когда же она обнаружила, что такое возможно, для нее это стало началом конца, ибо откуда ей было взять понятие обыденного? Деверь однажды преподнес ей набор порнографических открыток. Аннабель рассеянно приняла подарок, даже не оказав деверю чести задуматься о сложных мотивах такого подношения, и одну за другой рассмотрела картинки с каким-то отстраненным любопытством. Угрюмая размалеванная девица, основное действующее лицо (туловище и ноги затянуты в черную кожу, промежность оголена), безразлично таращилась в объектив, словно говоря: ну и наплевать, что мне в каждую дырку чего-то понапихали; своим непристойным делом она занималась без наслаждения и без отвращения, скорее с абстрактной точностью геометра, так что все эти ничем не приукрашенные сочетания гениталий — сама противоположность эротике — выглядели холодными, как Россия в глухую морозную ночь, и могли только оскорблять. Эти безразличные аранжировки причудливо перекрещенных линий успокоили и ободрили Аннабель: она поняла, что картинки говорят правду. Самой ей хотелось от жизни только вялого, белого и бездвижного лица, похожего на лицо шлюхи с фотографий, чтобы за ним она могла жить спокойно; она слишком часто приходила в ужас оттого, что изображения вокруг начинали вдруг шевелиться, как она считала, по собственной воле, а она не могла ими управлять.
Потому фотографии эти стали картами в ее личной колоде таро и означали любовь.»